Это - супер. всем читать. взято с этого дневника.
"Позволили себе с утра маленький поход. Взяли замок, разгромили 2 тысячную армию врага перед завтраком. Руку потянула, теперь болит. За завтраком никак не могла намазать масло на хлеб. Какого черта они хранят масло в таком холоде, что оно потом каменное. Благо хоть не придумали в нашем сладостном Нигде холодильников, да и никогда не придумают, Бог даст."
читать дальшеА сегодня получила письмо от своего благоверного Его Нигдейшества. Пишет не сам, конечно, а через писаря своего - Ивашку. Дурак дураком. (Я про Ивашку). Однако писарь, ибо никто в этом болоте, кроме естественно меня Пресветлоокой да Ивашки писать не умеет. Я Его Нигдейшество все отсылала учиться в школу для Высокодородных, да не пошел, ленится. Придется самой учить.
А началось все вот как.
На днях тут в спальню сутра пораньше вваливается благоверный мой, лицо с ночи опухшее, но пальцы уже все в брильянтах, шторина, золотом вышитая, через плечо перекинута (древнего грека изображает) и говорит:
- Хочу, - говорит. - падлу эту брать!
- Какую падлу? - сквозь сон спрашиваю, а сама ругаюсь мысленно, опять ему неймется, лучше б вон государством поуправлял или учиться пошел.
- Северного соседа нашего! Он мне в срок икры черной в золотой мисочке не прислал, как условлено было!
И ножкой так «топ».
- Милый, - говорю. - какая вша тебя куда укусила? Поспал бы или вон визиря бы своего позвал, в картишки бы перекинулись.
А Его Неймейшество стоит на своем: де-скать, хочу падлу брать.
- Ну, ладно, - говорю. - иди бери падлу. Только к ужину чтоб дома был.
И кулак ему так грозно из-под одеяла показываю. Притих, видимо, правильно царственный жест истолковал.
Только я снова сны приятные видеть начинаю, чувствую, за ушком меня кто-то щекочет. «Ну, ни чего ж себе! – думаю, - Это что ж за сволочь мою особу будить то посмела?!» И даже из любопытства один глаз приоткрываю. Ба! Его Нигдейшество рядом сидит и глаза такие честные, добрые, влюбленные – сразу понятно, хочет чего-то.
- Н-н-н-у? – спрашиваю.
- Светлоокая ты моя да распрекрасная ты моя да разлюбимая ты моя…
И глаза честные-честные.
- Денег нет!
- Ну, что ты яхонтовая моя…
Оба глаза открываю. Что ж он еще хочет то в такую рань?
Кхм..
- Неа, - говорю. – Спать я хочу, так что даже не смотри!
Смотрит. Не понимает. Значит не то.
- Так, - спрашиваю, - говори прямо чего надо?
- Ласковая моя, государство – это штука такая. Им ведь и денно и нощно управлять надо. Я вот сейчас на войну уйду, что ж с царством то моим станет, бриллиантовая?
А глаза прям как у священной древнеегипетской коровы – честные, добрые, всепрощающие.
- Ваше Наглейшество, - говорю. - а может мне еще и повоевать за вас? А?
Улыбается. Краснеет. Значит угадала.
То , что дальше было - это конечно, менестрели еще в своих балладах воспоют. Де там "Да грома и молнии бушевали, Да посуду то там золотую да серебряную бить пытались (да силенки не те), Да вой там дикий, ужас наводящий стоял, Да слуги оттуда седые за заикающиеся со страху выходили...". Смахнут люди доверчивые слезу и умилятся.
А я то что. Я натура хоть и царственная (скандальная), но добрая.
Вот так я тут собственно и оказалась. Впрочем, говорить то уже и некогда, вон, еще одна армия на нас в атаку идет. А моё Пресветбелыйспасайшество еще и чай с лепесточками цветика-семицветика не допило, хамы какие! Придется быстро их брать да разить, а то ведь остынет всё, да и мух тут немерено."